За что, братан?

шипперке по кличке Почо
На третий день моего короткого отпуска, который я в основном провел на даче, наши отношения с другом моим шипперке Почо стали заметно портиться. Вечерком я оседлал мотоцикл и уехал порыбачить на глухую лесную речку в полном одиночестве. Намерение, причем решительное, не брать с собой Почо созрело ещё утром, когда мы с Початком (благо, на машине) отправились на секретный карасиный пруд в глубине заброшенного луга, по которому можно было проехать по едва заметной колее.


На пруду Початок стал беситься, превратив моё тихое созерцание поплавков в сущий ад. Я посадил пса на поводок поверх бровки пруда, не обращая уже внимания на треск кустов, которые подверглись собачьей инспекции. Но затем случилось непредвиденное. Мимо пруда по лугу ехал на мотоцикле мужик. За ним бежал здоровенный сеттер. Початок, который неравнодушен не только к своим собратьям, но и к любому движущемуся объекту, рванул из кустов с такой силой, что поводок лопнул. Это был полный финиш — удаляющийся по бескрайнему лугу мотоцикл со степенно бегущим вслед сеттером, и — Початок, нагоняющий их с обрывком поводка.

Я быстро потерял процессию из вида, хотя задыхаясь и отборно матерясь мчал со скоростью света к горизонту, за которым исчезли мотоциклист, сеттер и Почо, представляя, что уже сделал с игривым Початком здоровенный пес. Хорошо, что мотоциклист сообразил остановиться и взять Почо на руки – так я их и застал, отпахав по лугу пару километров и впервые шлепнув Почо по загривку.
— За что, братан? — спросил меня Початок в машине, съежившись на заднем сиденье, тогда как обычная его позиция – в качестве боевого штурмана на переднем.
— За то, что ты мудак! – в сердцах ответил я, не придав значения тому, что собака заговорила человеческим голосом.
— И вот за то, что ты мудак, — повторил я Початку вечером, седлая мотоцикл, чтобы углубиться на лесную рыбалку, — я тебя больше не рыбалку не возьму!

Сердце моё было, конечно, не на месте. И вовсе не потому, что в лесной глуши, на вспучившейся от дождей Малой Сестре, как всегда, царила тревога в виде потусторонних звуков из ольховников и глубины заросшего бора. Жалко мне стало пса. Но я представил, что бы здесь делал Початок и как к его игрищам отнеслись бы лесные обитатели, и успокаивал себя тем, что правильно, что не взял с собой. Благо мутные воды Малой Сестры отзывались время от времени уверенной поклевкой, и в садке уже плескалась жарёха — подлещики и плотва, одну из которых я вытащил на берег с трудом.

Весь следующий день мы с псом играли в молчанку, хотя, впрочем, один раз я эту молчанку нарушил, повертев перед мордой Початка электронным ошейником:
— Сейчас напялю на тебя эту штуку и выпущу во двор! Посмотрим, как ты запоёшь!

Ошейник этот, как часть сложной системы, на которую я угробил кучу денег, времени и сил, оказался девайсом жесточайшим, хоть и действенным. Пару раз Початок, когда намеревался сбежать со двора, уже получил чувствительные порции статического электричества. Однако нечеловеческие вопли пса, угостившегося током при пересечении запретных границ, настолько всё оборвали у меня внутри, что я понял: куча денег, времени и сил выброшена на ветер, и я никогда больше не поверну ручку включения генератора.

— То-то же! – сказал я задрожавшему всем телом Початку, который прижал при этом уши и смиренно подставил голову под экзекутор, хотя я тут же убрал прибор в коробку. – Будешь себя хорошо вести, не будет и проблем. Я одного понять не могу: тебе что, для беготни не хватает наших восемнадцати соток?

Но, кажется, он всё понял – с собачьей, конечно, точки зрения. Дальше порога – ни-ни, разве что на крыльце полежит. На предложения побегать-побеситься – тоже ни-ни. Чтобы отведать всегда вкусненького, сделанного по рецептам с творогом, – опять же ни-ни. Ну разве что втихую, чтобы я не видел. И так же втихую – пройтись туда-сюда…

Между тем за забором, за которым до самого леса простираются поля, начался сев каких-то культур-мультур. Во всяком случае, на продискованную и пробороненную пашню выкатились трактора с сеялками, за которыми тянулись шлейфы пыли и ватаги ворон, что-то ковыряющие среди комьев земли. Техника, очевидно, вспугнула перепелок, испокон века живущих на поле, и вот уже над полем закружил мой старый приятель канюк Федя, потом к нему присоседилась его подруга, потом ещё кто-то третий, хотя канюки – птицы территориальные.

Но это ещё не всё. По полю, к пылящим сеялкам, как камень, выпущенный из рогатки, летел… Почо, незаметно для меня выбравшийся под забором на волю! «Ну вот и всё, — сказал я себе, понимая, что пса уже не догнать и что трактористы, разумеется, не остановят свои сеялки из-за взбалмошной собачонки, — закончились мои проблемы, а вместе с ними и мои мучения». Ан нет! Через какое-то время из-под сеялок вылетело что-то черное и стремглав устремилось поперек поля к перелеску с подросшей травой, уменьшаясь и уменьшаясь в размерах. Канюк Федя, таскавший прежде из деревни крольчат, явно заинтересовался этим движением. «Теперь точно всё!» – решил я, когда вслед за Федей к перелеску сманеврировала его подруга, а за ней — кто-то третий. И – пошел налить рюмку за упокой собачьей души.

Початок, однако, прибежал как ни в чем не бывало, едва я опрокинул третью рюмку. Причем, мало того, что прибежал вот с таким весело-деловым видом…

шипперке по кличке Почо

…Но ещё и со словами:
— Да ладно тебе, братан!
Хотел я ему сказать: «Тамбовский волк тебе братан!», но передумал. Початок в таком возрасте, что в одно ухо у него влетает, в другое – вылетает. Повеселел, забыл обиды – и на том, как говорится, спасибо!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.